|
Неисчислимым гениям современной поэзии на Руси
Меня, величайшую поэтессу, не может оставить равнодушной влияние потусторонних сил на творчество когорты современных поэтов. В их ряду Алексей Васильевич Парин, коего один из критиков наделил великим и небывалым по своеобразию поэтическим талантом.
Под потусторонними силами я имею в виду не постмодернизм, подарок Запада. Повальное увлечение постмодернизмом почти сошло на нет, лишь в провинции он не выветрился. Ныне в моде иное веяние. Правда, что касается духовной элиты из «Эха Москвы» и нашей культурной столицы, они, по крайней мере на словах, открещиваются от демонологии, набивая себе цену, чтобы средства поступали из-за бугра прежним зеленым потоком.
«Демоны глухонемые» Максимилиана Волошина уже не «чертят знаки огневые». Они в стихах Парина превратились, видимо от испарины, в неких притвор, пытающихся обманом сбить поэта с пути «на Царский двор». Здесь чувствуется явное вмешательство демонов, или, как говорят у нас, бес попутал. Невольно вспоминается сомнение древних «sive deus sive dea».
« Приторные притворы» не дают понять пафос поэта, его истинную устремленность то ли к русской монархии, то ли за океан. Скажу без экивоков. Если Парин ностальгирует по нашей монархии, то это куда ни шло. Я и сама, как и мой родственник Лев Толстой, выставляя на показ ее недостатки, с удовольствием вспоминаю своих замечательных предков, чей род восходит к самому Рюрику.
Я принесла нашему всероссийскому критику и редактору Чушанову краткое изложение этой своей мысли в стихотворной форме, предпослав им в качестве эпиграфа перл Парина:
***
Пусть крошки кекса черносливного
склюют на паперти дрозды:
я не отдам звучанья дивного,
зиянья призрачной звезды
за коноплю демонологии
и притчи приторных притвор —
покуда розвальни пологие
двуперстных рифм на Царский двор
ещё везут меня. А главное,
я ночь, подобную огню,
и равновесие державное
с сирийской пылью не сравню!
Алексей Парин
В Голландии наладили оладьи,
Поладил с бриллиантами палладий,
На складе кладовщицы ражей Нади
Был найден перл сей в розовой тетради.
В тетради были также крошки кекса
И Ксеркса Царский двор и конопли зиянье,
И обаянье приторных притвор,
Средь них танцор,
кто впарил Парину сей вздор.
Чушанов был в хорошем расположении духа. Из его кабинета только-только вышел сияющий мужчина средних лет. Он оставил на столе бутылку французского коньяка и конверт с торчавшими зелеными бумажками. Конверт Чушанов положил во внутренний карман пиджака, а бутылку откупорил. Коньяк и в самом деле оказался французским. Так что мы скоро покончили с ним и приступили к делу. Чушанов, читая эпиграф к моему творению, начал с большим удовольствием декламировать стихи Парина. Он останавливался после каждой строки, заполняя паузы восторгом и экстазом. О «черносливном кексе», ухмыляясь, отметил, что таким кексом коньяк закусывать лучше, чем английским шоколадом и добавил, что кекс съел, видимо, сам Парин, а нищим дроздам на паперти оставил лишь крошки, так как пение дроздов никуда не годится в сравнении с его пением.
– Парин – прелесть! Парин – душка! А какая музыка в стихах! И зачем только он музыкальный критик, а не композитор! Ты вслушайся в «дивное звучанье» «зиянья призрачной звезды»! Это зиянье – бездна вкуса. А может, он «зиянье» употребил в значении «хиатуса», звучащего неблагозвучно. «Хиатус звезды» звучит дико. А созвучия и старинный слог придают «зиянью звезды» оттенок несказанного, что сливается с «черносливным кексом» в такой поэтический деликатес, что язык проглотишь и без действия «конопли демонологии». Но как хороша сама конопля! С ней и демонологии не нужно. Кальян – и наслаждайся! Катя, я очень ценю твой талант. Но, положа руку на сердце, скажи, есть ли у тебя, гениальной поэтессы, стихи, где бы звуки играли всеми гранями бриллианта, то есть одновременно выступали и аллитерацией, и ассонансом? «Притчи приторных притвор» – божественные звуки, доступные только Парину. У него все вразумительно, потому что его везут «розвальни пологие двуперстных рифм на Царский двор». Какая историческая память! Эти двуперстные рифмы ассоциируются со старообрядчеством, с русской стариной. И тут же перелет от старины в сегодняшний день с «сирийской пылью» городов после бомбежки американцев. Это мировая классика. Это гордость всемирной поэзии… Какая жалость, что графоман Зубовский принес одну бутылку коньяка, а не дюжину!
После слов сожаления о малом количестве коньяка Чушанов перешел к моим строкам. Он позеленел. Он побагровел. Он озверел. Хотел было назвать меня нехорошим словом, да не рискнул быть размазанным по стене.
Екатерина Горчакова
Постскриптум. С копипастом мне услужил мой старинный друг. Он первым после моей бабушки Элины (надеюсь, что ты, читатель, не забыл, что она гречанка) заслуженно назвал меня величайшей поэтессой. В знак благодарности я подарила ему сотни пародий на его стихи. Я.С. сказал, что они ему вроде зеркала, а потом, неблагодарный, все пародии на себя уничтожил. Я чуть не заплакала от обиды, ведь сколько сердечной теплоты я вложила в каждую посвященную ему пародию! Бабушка Элина нежно успокоила меня: «Ласточка моя, смирись! В Элладе вообще не писали пародий. А твой Я.С. все-таки порядочная свинья, пусть ты и величаешь его своим старинным другом».
Репетитор по русскому языку
|
