РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

РЕПЕТИТОР РУССКОГО ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
персональный сайт репетитора русского языка и литературы
Практика
Фет и Леопольд Моцарт

Взаимообусловленность искусств – прекрасное подспорье для эстетического воспитания. Приведу лишь одну иллюстрацию. Перед летними каникулами я даю своим ребятам задание, которое мы согласовываем. Такое задание получил и герой этой истории, очень в художественном отношении одаренный, но на редкость ленивый юноша. Он должен был просмотреть список рекомендованной литературы (речь шла о стихотворениях Тютчева и Фета) и на следующем занятии сказать, какие произведения из этого списка ему не понравились, чтобы их заменить другими. При следующей нашей встрече обо всем длинном списке он отозвался с деланной прохладцей, похвалив лишь это стихотворение Фета –

Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.

Остальные стихотворения ему «не понравились», потому что были длиннее, требовали больше времени для заучивания наизусть. Правда, и в «Чудной картине…» его не порадовали «белая равнина» и «блестящий снег», которые он воспринял как тавтологию. Не порадовал и колорит давно-давно минувшей эпохи. Мы быстро пришли к согласию, что «белая равнина» и «блестящий снег» - очень точные черточки средней полосы России, родного края Фета, и что они вообще значимые знаки всей русской жизни, что как раз таки и подчеркивается тавтологией. А с «колоритом» найти точки соприкосновения было труднее. Ведь и на самом деле при жизни Фета не было никаких легковых автомобилей. Однако сани тоже были разного «класса». И я задал вопрос: кому принадлежали эти сани, богатому помещику или крестьянину? Юноша растерялся. «Чудная картина…» не дает однозначного ответа на этот вопрос. Но она совершенно точно рисует свое время, в котором тоже было много прекрасного. Время, у которого было свое звучание, своя музыка, нежная, серебристая как белый снег под луной, как звук колокольчиков на лошадях, запряженных в сани. Время, которое небесполезно знать и чувствовать по мере наших возможностей, нашей культуры. И тут я дал юноше послушать «Катание на санях» Леопольда Моцарта… Не буду описывать эффект, потому что он неописуем. Стихотворение Фета приведено выше. А  «Катание на санях» Леопольда Моцарта послушайте в Интернете.

Левитан и Бунин

«На смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь», – гласит народное присловье. Да, обычный человек не взглянет. Но у того, кого смерть задела крылом, отметила своей печатью, появляется множество глаз, и он видит смерть всеми глазами. Левитану было немногим за тридцать, когда он узнал о своей неизлечимой болезни сердца. На сей раз в излюбленном Плесе он появляется ошеломленный ужасом обреченности. Меланхолик по темпераменту, он и вовсе отдается смертной тоске, примечая вокруг себя прежде всего приметы «вечного покоя». В минуты невыносимого одиночества он пишет молоденькой Елене Карзинкиной, любимой ученице Поленова: «За лесом... серая вода и серые люди, серая жизнь, не нужно ничего... Все донкихотство, хотя, как всякое донкихотство, оно и благородно, ну а дальше что? Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще... Какой ужас, какой страх». Из подобного состояния есть радикальный выход: достаточно сделать лишь одно резкое движение – и не будет страха, не будет адского пламени в сердце, потому что оно остановится. Так ушел Фет. А Левитан все бродил по окрестностям Плеса, не находя себе места. В минуты просветления он создавал вот это полотно – «Над вечным покоем» –

Есть свидетельства, что во время работы над картиной Левитан часто просил играть для него траурный марш из Героической симфонии Бетховена. Должно быть, некое Бетховенское начало перевоплотилось в краски Левитана, но  я на этом полотне не вижу ничего, кроме отражения русского народного духа и мрачного каждения православия. Как тут не вспомнить, что Левитан очень любил торжественную православную службу, всю залитую светом, солнцем, бликами золота, которым оторочены одеяния священников. А на картине от всего того солнечного сияния лишь еле приметное светящееся оконце. В холодящем сумраке на переднем плане изображена «серая вода», «серая жизнь», о чем Левитан писал Карзинкиной. В центре картины неухоженный небольшой погост при старой церквушке, в оконце которой теплится свет. Это Левитан поместил туда покойника для отпевания и добродушно вложил в его руки свечу. Сочувствие художника тем драгоценнее, что отпевают не кого-нибудь из знати или богача, которых хоронят на иных кладбищах, а не там, где незнающая устали рука времени покосила кресты и стерла надписи. Эта картина отражает сущность России народной. Отсюда и народная символика уходящего в плавание отошедшего сородича. Если привести литературную аналогию, то изображенный мыс, вдающийся в озеро, есть не что иное, как нос мертвого корабля с церквушкой вместо рулевой рубки, а вместо паруса – вековые деревья с гнущимися под сильным ветром верхушками. Это особый, символический ветер, не стыкующийся с натурализмом, а потому, несмотря на его ярость, вода, «серая вода», не очень взволновалась. Это ветер попутный, попутный для мертвого корабля, который обогнет зеленый островок – кусочек жизни – краткое человеческое существование – и уйдет к неведомому берегу, уйдет в необозримые просторы небытия. Левитан был очень эмоционален и в жизни и творчестве. Перед вами картина «Над вечным покоем». Вы застыли в восхищении. Тишина, очень печальная тишина, мертвенная тишина, хотя вверху полотна гуляет ветрище. На вас откуда-то налетела грусть, а в груди, под сердцем кто-то криком кричит: «Жить хочу!»

Последний в своей жизни Новый год Левитан встречал со своим другом в Ялте.Радуя друга, он писал родные северные пейзажи. Чехов занес в дневник: "Превосходные этюды и страстная жажда жизни". Левитан скончался 22 июля 1900 года. А в конце того же года Бунин выпустил поэтический сборник «Листопад», с выходом которого Бунина начали величать так, как величали Левитана при жизни – поэт русского пейзажа. Лично с Левитаном Бунин не был знаком, но был им окружен со всех сторон. Это и беседы с Чеховым, и встречи с его сестрой, которая некогда засобиралась замуж за Левитана и с которой Бунина связывали братские чувства, и частые собрания в доме Телешева, женатого на Елене Карзинкиной, и близость с кружком южнорусских художников, боготворивших Левитана. А то, что в воспоминаниях Бунина имя Левитана встречается редко, так это связано с тем, что воспоминания писались в годы, когда Бунин поправел дальше некуда и не мог восхищаться автором «Владимирки». Но поэзия Бунина сохранила яркое свидетельство восторга одного поэта русского пейзажа от творчества другого поэта русского пейзажа –

БЕРЕГ

За окном весна сияет новая.
А в избе – последняя твоя
Восковая свечка – и тесовая
Длинная ладья.

Причесали, нарядил, справили,
Полотном закрыли бледный лик –
И ушли, до времени оставили
Твой немой двойник.

У него ни имени, ни отчества,
Ни друзей, ни дома, ни родни:
Тихи гробового одиночества
Роковые дни.

Да пребудет в мире. Да покоится!
Как душа свободная твоя,
Скоро, скоро в синем море скроется
Белая ладья.

Перекрывая глубокую печаль, от «Берега» доносится тот же, что и «Над вечным покоем», страстный крик: «Жить хочу!» Это излюбленная эмоция и Левитана, и Бунина. Вообще, сходство лейтмотива «Над вечным покоем» и «Берега» можно, конечно, объяснить тем, что их авторы русские художники-современники. Однако слишком разными были у этих современников социальные симпатий. Бунина даже чаще, чем Левитана, можно было встретить у какого-нибудь гроба: у гроба юной девушки из милой дворянской семьи или у гроба старого великого князя. В последнем случае Бунин ощущал особенный трепет, переходящий в раболепие. В «Береге» Бунин единственный раз удостоил высокой чести простого мужика. И еще. В «Береге» единственный раз во всем своем богатом творчестве Бунин соединил народную поэтическую стихию и православие. Автора «Берега» вдохновил автор картины «Над вечным покоем». Но это вовсе не говорит о вторичности Бунина. У него с Левитаном было много родственных черт, начиная с их необычайной бережливости в художественной детали и кончая их художественной ограниченностью, ограниченностью границами России. Их произведения на иноземную тему не идут ни в какое сравнение с их созданиями о своем, родной земле.
Чудесный знаток народного творчества, Бунин чуть приметными, скупыми мазками приводит в движение волны не ведающего границ моря. Величайший маринист русской поэзии, он великолепно знает, что море ни при каком освещении не бывает синим. «Синее море» красуется там, где и «красная девица» с «добрым молодцем», в народном творчестве. По «синему морю» поэт и пускает в плавание не «длинную», а «белую ладью». Разница огромная, хотя и та и другая «ладья» является метафорой гроба. «Длинная ладья» находится на «берегу», в избе. Она материальна, она тесовая, а длинная потому, что умерший человек был высокого роста. «Длинную ладью» и «белую ладью» объединяет аллитерация, звук. Но вторая «ладья» в отличие от первой уже как бы не материальна, она находится не в избе, а в «синем море», на пути в горнее. «Белая» - относительное понятие. Белым в старину на Руси был цвет траура, потесненный под влиянием Запада черным цветом. Белый цвет как цвет траура у нас сохранился в цвете савана. Еще более изумительной поэтической высоты  Бунин достигает в интонации. Строчка –

Да пребудет в мире. Да покоится!

волшебная. Я не знаю больше примера, чтобы внутри стиховая пауза (цезура) была наполнена столь глубоким смыслом, чтобы обыкновенна точка служила водоразделом между двумя мирами, словно в ней, в этой самой точке, они сливаются в нерасторжимое целое. «Да пребудет в мире» - здесь, на земле, среди живых. Это обещание памяти – это лучшее из того, что может получить человек за гробом. «Да покоится» - там, на небесах. Восклицательный знак в конце стиха – обычно Бунин очень сдержан на восклицательные интонации – возвышает голос до этих самых небес, чтобы в трех заключительный строках стихотворения по нисходящей интонации голос понизился, перешел чуть ли не в скорбный шепот. Вместе с этой скорбью рождается чувство сострадания и умиротворенности. Происходит катарсис, то есть преодоление ужаса жизни сильной и высокой эмоцией, которую дарит нам истинно художественное создание.
В этом коротеньком эссе неоднократно упоминалось имя Чехова, чудесного художника и очень доброго человека, предсказавшего Бунину, тогда мало кому известному автору, большое писательское будущее. Считаю, что хоть пунктирно надо довести разговор о Чехове до конца. Все они – И Левитан, и Чехов, и Бунин (старческая метаморфоза с последним не в счет, так как не получила отражение в художестве) не были религиозны. Но в силу парадокса каждый из них создал шедевр, связанный тематически с православием. Мне осталось назвать шедевр Чехова – «Архиерей».
С уважением, репетитор по русскому языку
Обновлено ( 15.03.2016 11:42 )
 
Код и вид
ссылки
<a href="http://pycckoeslovo.ru/" target="_blank"><img src="http://www.pycckoeslovo.ru/pyccslovo.gif" width=88 height=31 border=0 alt="репетитор по русскому языку"></a> репетитор русского языка

Тел. 8-499-613-7400; 8-915-148-8284, E-mail: pycckoeslovo@mail.ru Все права защищены.