Говорят, что время воздает каждому по заслугам. Это стало банальной истиной. Но в действительности она нередко всего лишь мыльный пузырь, который надувают власти предержащие.
Судите сами. В Государственной Думе заседают гении, которых можно разглядеть только в очень сильный микроскоп немецкого производства. При всем при этом их объединяет патологическая идея уничтожить память о «никчемном» В.И.Ленине, который как государственный деятель является одним из величайших в истории человечества. Sic transit gloria mundi? Конечно! Но сие должно касаться дутых величин, а не истинно великих: Алкмана и Сократа, Аристофана и Платона, Гете, Байрона, Толстого… Но, увы, в ряды великих нередко втискивают явную серость, чему мы были свидетелями, получив за годы перестройки тысячи имен гениальных поэтов, прозябавших из-за злобности прежних властителей в неизвестности, подполье, андеграунде. Само собой, такое бессчетное количество «страдальцев» не с руки было новым властям всенародно причислить к лику великомучеников. «Всенародно» на высокую роль избираются единицы. В честь широко известной такой единицы, которая, оказывается, не хрипела, а пела, причем лучше Шаляпина, создали музей, назвали театр, улицу и все идет, видимо, к тому, чтобы переименовать и саму столицу в честь бесподобного певца. Если столь дикая самовластность произойдет, то она будет освящена именем народа. Так водилось во все времена. Константин Дмитриевич Бальмонт, чье упоение громкими словами нередко затмевало смысл его высказываний, невольно проиллюстрировал механику всенародного вознесения кого-нибудь в национальные гении. В замечательной статье о Теннисоне наш поэт пишет: «Теннисон быстро завоевал славу. Он слишком английски-нежен и английски-тонок, чтоб не подойти сразу, прямо, вплоть к английским сердцам. Еще Эдгар По был одним из первых его восхвалителей и в своем ясновидении точно увидал, что возник новый гениальный поэт. Позднее Теннисон стал поэтом-лауреатом, он был увенчан всем народом, как был увенчан отдельными тончайшими ценителями поэзии. Слава его не вянет и теперь, и увянуть ей не суждено». Некоторые оценки Бальмонта следует отнести насчет экзальтированности его натуры. Однако Теннисон заслуженно занимает видное место в английской поэзии, что делает любому автору великую честь. Сообщение же «он был увенчан всем народом» является широко распространенной гиперболой. Бальмонт, дивившийся большому числу лондонских мясников, не написал-таки, что они вместе с пастухами овец со всей Англии, шахтерами, актерами да порядочной когортой карманных воров и жриц любви, королевским двором и великосветской сворой, словом, все жители Альбиона для чествования Теннисона собрались на Трафальгарской площади. Похоже, что Бальмонт трезво счел Трафальгарскую площадь недостаточно большой по размеру, чтобы она вместила всех граждан Альбиона для торжественного увенчания Теннисона лаврами гениального поэта. Но примечательно иное. Через пару страниц в этой же статье Бальмонт сообщает, как обстояло дело в реальности: «Мне передавали такой рассказ, и, вероятно, он записан. Когда в Англии обсуждался вопрос, кому из поэтов надлежит быть лауреатом, к некоему важному лицу, от которого зависел в конце концов выбор, пришел некий почитатель Теннисона и спросил его, как он относится к Теннисону, но тот ответил неопределенно. Тогда гость заставил его прочесть поэму "Улисс". Через минуту было сказано: "Теннисон будет лауреатом". И Теннисон был увенчан». Теннисон прекрасный, чудесный поэт. Но сколько бездарей, воспользовавшихся благосклонностью «важного лица», было вознесено в ранг великих! Имя им легион.
Репетитор по русскому языку
|