* * * Полосонька иссиня бирюзовая Над низовьем Волги-матушки реки И куда ни кинь – там между зорями Беспризорные на лодках рыбаки. Как легки над камышовой заводью Все ладьи – в лазури облака, – Где река небесная растаяла Пред тобою, Волга-матушка река!
* * * Как нищенка какая, вся в лохмотьях, – Ломоть отрезанный от леса – На перепутье зябкая осина Осенним днём. А окоём – Всегда за окоём спешит мой взгляд – Дождит, как плачет, На расстоянии протянутой руки. Пройти бы мимо, Да мне не пройти – В слезах всё тонет На моём пути. * * * Он ехал за рулём и замечтался… Что было дальше, я хочу забыть. Но друга нет – ведь память существует, Ведь существую я, всем безразличный Да так, что не с кем выпить. Нашёл себе товарища в сороке, А собеседницей теперь осина. Мне кажется, она с ума сошла, Она безумно сотрясает воздух, А ветер-сорванец над ней глумится, Как нынешнее племя надо мной. Я поглупел. Никак не различу Мужчин от женщин, граждан от бандитов, И жизнь и смерть мне на одно лицо. Купил вина – пригубив, отравился, Попал в больницу – в морг меня вкатили, И стал мне этот свет на тот похожим, Где друг мой… Порой я сплю ночами. Вижу сны, В них ничего я, так себе, красивый, А девушки на ангелов похожи, И друг мой тоже – ангел во плоти. * * * Люблю, люблю тебя нетрезвым и тверёзым, Плакучие берёзы, их зеркала – пруды, И нежное звезды в них колыханье, И в рани утренней безмолвие воды. Сижу себе на бережке, в мечте растаяв, Где стая журавлей нырнула в облака, Вдруг из черновика небес – из сизой тучки – Колючкой колет пруд небесная вода. Ах, как свежо в мечтаньях всей вселенной, Как вожделенна жизни красота! Её врата в душе моей – в России – В тебе, моя любовь, моя звезда. * * * Ох, батюшки, ох, матушки мои, Не соловьи здесь балуют напевами – Затеплены квакушечками зычными Коричневые свечи камышей. Помилуй, Боже, мя юродивого, яко Я, Яков, головою нездоров, Нет этаких ослов в Небесном Царстве, Они лишь в государстве комаров. * * * Ночью в поле чистом девочка безгрудая, Худенькая, ветром в треплемой косыночке, Ты стоишь, осиночка, прямо моя доченька, Очень мне ты по сердцу, в доску одинокому. Небу многоокому под канун Купалы Мало зорких звёзд тобой налюбоваться, И прощаться жалко перед зорькой спешной С нежной благородностью лебедёнка стреляного. Время невоенное, в хрип храпят деревни, Проглядевши ветер с весточкой тоскливой… В жисть несправедлива вся земная твердь – Не взлететь нам, милая, век нам здесь терпеть. * * * Осень голубит чащу Чашей с небесной синью, Скину пиджак и лягу, Как на простынку. Вот до чего я дожил, Кожа моя в морщинах, Летом лещина тоже С кожей в зелёной дрожи. Видно, мне жить осталось Лет до ста на свете, А одолеет усталость – Встретиться б здесь со смертью. Осень голубит чащу Чашей с небесной синью, Скину пиджак и лягу, Как на простынку. * * * Ветер пьяницей буйным родился, Поседели, как в шторм, зеленя, Словно я на борту вновь радистом И по отчеству кличут меня. Я держусь курсом ветру навстречу, Небосклон изучают глаза, Сам Илья там божественной речью Мне грозится, что будет гроза. Он стегнул небосвод кнутовищем, Чтобы я сигарету зажёг, Огонёк недозревшею вишней Расписал на ладонях ожог. Ах, калина моя! Ах, малина! Три версты до деревни шагать, От такого потопного ливня Уплыла путешествовать гать. Вплавь пришлось до избы добираться – Аки по суху морем ходить. Во дворе закадычные братцы: – Ну, Семёныч, даёшь прикурить! * * * На пороге небес лес закатным охвачен огнём – Окоём золотой словно купол над храмом лесным – Сны мои ли, молитвы ли старой соседки Или редкий погожий осенний денёк? Одинок я, как бог умиленья и радости тихой – Здесь ни чиха, не то чтоб такую-то мать, – Исполать тебе, Русь, исполать ему, солнцу, Что вернётся ко мне в тихий час поутру! * * * Ветер просится в гости. Распахнул я окно, Он, усталый, притих на диване со мной – И лесная прохлада меня обняла, Увела из избушки мечтой молодой. И запели деревья, что твой соловей, Всё о ней разносилось с влюблённых ветвей, Золотей стало солнце, серебристей ручей, И ничейное небо всё нежней и нежней. Там лилась моя песнь от любви до любви, И заря до зари, словно вечность, цвела, Но мгновенно мечта уплыла за моря – За окном, словно жизнь, догорала заря. * * * Ты лучший бродяга, ветер, Единственный друг на свете, Тоскуешь со мной о стране, О юности, силе, коне. Я ветреный был и грубый, Девиц целовал я в губы, Давай возвратимся, ветер, Туда, где девицы эти. * * * Почему над домом кружит коршун? Почему у кошки шесть котят? Почему ж лета летят незримо, Мимо жизни по ветру летят? Вижу я, как видно, дальше носа, Но вопросы задавать к чему, Если мне чужими стали веси, Если я не нужен никому. Если моя песня глохнет в глотке, Если в водке уж спасенья нет, Если на «привет» в ответ молчанье И моё отчаянье в ответ. * * * Если ветер встречный, Конечно, от восторга Исторгнет слезу родное, Что вечно несу на закорках. Клён, сосна, ромашка… Тяжко по бездорожью, Но нет дороже ноши, На судьбу похожей. * * * На вечерней заре расходилась зарянка, А поёт она ярко, как истый поэт, И, одета в жилет для концертов для солнца, Надо мною смеётся, приглашая в дуэт. Уж под соснами мрак. Что ж, споём, дорогая, Что пусть день догорает, но жизнь впереди, На груди у тебя огонёк нежно светит, Никому не приметен пожар мой в груди. * * * Эта просинь! Это осень в чаще, Это в чаше новое вино. Мне давно так не было приятно В листопадной роще пить его. Иногда раздастся скрип осины В синем перекрестии стволов, Лишних слов не скажет сотрапезник – Он любезен за любым столом. Как блаженна тишь вокруг! Лишь только Пёстрая скатёрка прошуршит, Как самшит в Крыму, – и к морю, в просинь, Осень журавлями закружит. * * * Ветер кружится волчком на косогоре… Словно море незабудки и ромашки… Сквозь тельняшку небо холодом пронзая, Разверзая хляби, хлынул ливень. Так тосклива среди дня густая темень, Словно с теми, кто без тени, ты в соседстве. Это в детстве ужас смерти сам проходит, Вроде за горами она бродит. * * * От заката навстречу зубчатая тень… Я в её темноте. За оградой погост. В рост сосна мне дорогой обратной легла, Да вот мгла здесь и там – невидимкою мост. – Ты о чём? – я пытаю себя самого. – Ты чего стал гулять от живых далеко? – Мне легко думать думу в печальной ночи, Просветляясь от мысли, что сердце стучит. * * * И один я пью отныне! Баратынский И небо, и море – На поле в цвету незабудки, И утро такое – Покойно в болящей груди, Один, непривычно, – Мой друг закадычный зашился И лисьей ухмылкой: – На кой тебе пить? – затвердил. Ах, ветер и поле! Ах, море в волне незабудок! Всё будет, как было – Вон мило крадется гроза – Нельзя и сказать, До чего ж ты красива, Россия, С ума бы сойти, Если выпить бы было нельзя!
|