Левитан и Бунин |
«На смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь», – гласит народное присловье. Да, обычный человек не взглянет.
Но у того, кого смерть задела крылом, отметила своей печатью, появляется множество глаз, и он видит смерть всеми глазами. Левитану было немногим за тридцать, когда он узнал о своей неизлечимой болезни сердца. На сей раз в излюбленном Плесе он появляется ошеломленный ужасом обреченности. Меланхолик по темпераменту, он и вовсе отдается смертной тоске, примечая вокруг себя прежде всего приметы «вечного покоя». В минуты невыносимого одиночества он пишет молоденькой Елене Карзинкиной, любимой ученице Поленова: «За лесом... серая вода и серые люди, серая жизнь, не нужно ничего... Все донкихотство, хотя, как всякое донкихотство, оно и благородно, ну а дальше что? Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще... Какой ужас, какой страх». Из подобного состояния есть радикальный выход: достаточно сделать лишь одно резкое движение – и не будет страха, не будет адского пламени в сердце, потому что оно остановится. Так ушел Фет. А Левитан все бродил по окрестностям Плеса, не находя себе места. В минуты просветления он создавал вот это полотно – «Над вечным покоем» –
Есть свидетельства, что во время работы над картиной Левитан часто просил играть для него траурный марш из Героической симфонии Бетховена. Должно быть, некое Бетховенское начало перевоплотилось в краски Левитана, но я на этом полотне не вижу ничего, кроме отражения русского народного духа и мрачного каждения православия. Как тут не вспомнить, что Левитан очень любил торжественную православную службу, всю залитую светом, солнцем, бликами золота, которым оторочены одеяния священников. А на картине от всего того солнечного сияния лишь еле приметное светящееся оконце. В холодящем сумраке на переднем плане изображена «серая вода», «серая жизнь», о чем Левитан писал Карзинкиной. В центре картины неухоженный небольшой погост при старой церквушке, в оконце которой теплится свет. Это Левитан поместил туда покойника для отпевания и добродушно вложил в его руки свечу. Сочувствие художника тем драгоценнее, что отпевают не кого-нибудь из знати или богача, которых хоронят на иных кладбищах, а не там, где незнающая устали рука времени покосила кресты и стерла надписи. Эта картина отражает сущность России народной. Отсюда и народная символика уходящего в плавание отошедшего сородича. Если привести литературную аналогию, то изображенный мыс, вдающийся в озеро, есть не что иное, как нос мертвого корабля с церквушкой вместо рулевой рубки, а вместо паруса – вековые деревья с гнущимися под сильным ветром верхушками. Это особый, символический ветер, не стыкующийся с натурализмом, а потому, несмотря на его ярость, вода, «серая вода», не очень взволновалась. Это ветер попутный, попутный для мертвого корабля, который обогнет зеленый островок – кусочек жизни – краткое человеческое существование – и уйдет к неведомому берегу, уйдет в необозримые просторы небытия. Левитан был очень эмоционален и в жизни и творчестве. Перед вами картина «Над вечным покоем». Вы застыли в восхищении. Тишина, очень печальная тишина, мертвенная тишина, хотя вверху полотна гуляет ветрище. На вас откуда-то налетела грусть, а в груди, под сердцем кто-то криком кричит: «Жить хочу!»
Последний в своей жизни Новый год Левитан встречал со своим другом в Ялте.Радуя друга, он писал родные северные пейзажи. Чехов занес в дневник: "Превосходные этюды и страстная жажда жизни". Левитан скончался 22 июля 1900 года. А в конце того же года Бунин выпустил поэтический сборник «Листопад», с выходом которого Бунина начали величать так, как величали Левитана при жизни – поэт русского пейзажа. Лично с Левитаном Бунин не был знаком, но был им окружен со всех сторон. Это и беседы с Чеховым, и встречи с его сестрой, которая некогда засобиралась замуж за Левитана и с которой Бунина связывали братские чувства, и частые собрания в доме Телешева, женатого на Елене Карзинкиной, и близость с кружком южнорусских художников, боготворивших Левитана. А то, что в воспоминаниях Бунина имя Левитана встречается редко, так это связано с тем, что воспоминания писались в годы, когда Бунин поправел дальше некуда и не мог восхищаться автором «Владимирки». Но поэзия Бунина сохранила яркое свидетельство восторга одного поэта русского пейзажа от творчества другого поэта русского пейзажа – БЕРЕГ За окном весна сияет новая. А в избе – последняя твоя Восковая свечка – и тесовая Длинная ладья. Причесали, нарядил, справили, Полотном закрыли бледный лик – И ушли, до времени оставили Твой немой двойник. У него ни имени, ни отчества, Ни друзей, ни дома, ни родни: Тихи гробового одиночества Роковые дни. Да пребудет в мире. Да покоится! Как душа свободная твоя, Скоро, скоро в синем море скроется Белая ладья. Перекрывая глубокую печаль, от «Берега» доносится тот же, что и «Над вечным покоем», страстный крик: «Жить хочу!» Это излюбленная эмоция и Левитана, и Бунина. Вообще, сходство лейтмотива «Над вечным покоем» и «Берега» можно, конечно, объяснить тем, что их авторы русские художники-современники. Однако слишком разными были у этих современников социальные симпатий. Бунина даже чаще, чем Левитана, можно было встретить у какого-нибудь гроба: у гроба юной девушки из милой дворянской семьи или у гроба старого великого князя. В последнем случае Бунин ощущал особенный трепет, переходящий в раболепие. В «Береге» Бунин единственный раз удостоил высокой чести простого мужика. И еще. В «Береге» единственный раз во всем своем богатом творчестве Бунин соединил народную поэтическую стихию и православие. Автора «Берега» вдохновил автор картины «Над вечным покоем». Но это вовсе не говорит о вторичности Бунина. У него с Левитаном было много родственных черт, начиная с их необычайной бережливости в художественной детали и кончая их художественной ограниченностью, ограниченностью границами России. Их произведения на иноземную тему не идут ни в какое сравнение с их созданиями о своем, родной земле. Чудесный знаток народного творчества, Бунин чуть приметными, скупыми мазками приводит в движение волны не ведающего границ моря. Величайший маринист русской поэзии, он великолепно знает, что море ни при каком освещении не бывает синим. «Синее море» красуется там, где и «красная девица» с «добрым молодцем», в народном творчестве. По «синему морю» поэт и пускает в плавание не «длинную», а «белую ладью». Разница огромная, хотя и та и другая «ладья» является метафорой гроба. «Длинная ладья» находится на «берегу», в избе. Она материальна, она тесовая, а длинная потому, что умерший человек был высокого роста. «Длинную ладью» и «белую ладью» объединяет аллитерация, звук. Но вторая «ладья» в отличие от первой уже как бы не материальна, она находится не в избе, а в «синем море», на пути в горнее. «Белая» - относительное понятие. Белым в старину на Руси был цвет траура, потесненный под влиянием Запада черным цветом. Белый цвет как цвет траура у нас сохранился в цвете савана. Еще более изумительной поэтической высоты Бунин достигает в интонации. Строчка – Да пребудет в мире. Да покоится! волшебная. Я не знаю больше примера, чтобы внутри стиховая пауза (цезура) была наполнена столь глубоким смыслом, чтобы обыкновенна точка служила водоразделом между двумя мирами, словно в ней, в этой самой точке, они сливаются в нерасторжимое целое. «Да пребудет в мире» - здесь, на земле, среди живых. Это обещание памяти – это лучшее из того, что может получить человек за гробом. «Да покоится» - там, на небесах. Восклицательный знак в конце стиха – обычно Бунин очень сдержан на восклицательные интонации – возвышает голос до этих самых небес, чтобы в трех заключительный строках стихотворения по нисходящей интонации голос понизился, перешел чуть ли не в скорбный шепот. Вместе с этой скорбью рождается чувство сострадания и умиротворенности. Происходит катарсис, то есть преодоление ужаса жизни сильной и высокой эмоцией, которую дарит нам истинно художественное создание. В этом коротеньком эссе неоднократно упоминалось имя Чехова, чудесного художника и очень доброго человека, предсказавшего Бунину, тогда мало кому известному автору, большое писательское будущее. Считаю, что хоть пунктирно надо довести разговор о Чехове до конца. Все они – И Левитан, и Чехов, и Бунин (старческая метаморфоза с последним не в счет, так как не получила отражение в художестве) не были религиозны. Но в силу парадокса каждый из них создал шедевр, связанный тематически с православием. Мне осталось назвать шедевр Чехова – «Архиерей». |
|
Обновлено ( 30.08.2017 22:16 ) | Просмотров: 18211 |
Код и вид ссылки |
<a href="http://pycckoeslovo.ru/" target="_blank"><img src="http://www.pycckoeslovo.ru/pyccslovo.gif" width=88 height=31 border=0 alt="репетитор по русскому языку"></a> |