РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Рифма более важна для поэтов не мелодического, а разговорного строя.

Уже одно это заставляет думать, что основное ее назначение не в усилении ассонанса и аллитерации, не в звукописи. Главное в рифме – ее смысловые аллюзии, чего не могут взять в толк стихотворцы.
Известно, что Мандельштам, случалось, рифмовал небрежно. С. Липкин спустя десятилетия после смерти поэта решил заострить на этом внимание, а заодно проиллюстрировать свой образцовый слух –

Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа.

В приведенной строфе тонкий слух С. Липкина поцарапала рифма «обуян – Франсуа». Он предложил Мандельштаму благозвучия ради заменить Франсуа на Антуана. (Следуя подобному принципу, еще лучшей заменой в акустическом отношении был бы д’Артаньян ). От предложения Липкина Мандельштам отмахнулся в ужасе. Впрочем, вот красочное воспоминание самого Липкина:
– Осип Эмильевич, почему такая странная, нищая рифма: «обуян – Франсуа»? Почему не сделать «Антуан», и все будет в порядке и ничего не меняется.
– Меняется! Меняется! Боже, – нарочито по-актерски, обращаясь в бульварное пространство, закричал, чуть ли не завопил Мандельштам, – у него не только нет разума, у него нет и слуха! «Антуан – обуян»! Чушь! Осел на ухо наступил!
Мемуариста нисколько не смутило то обстоятельство, что поэт в известном фразеологизме заменил медведя на осла. И если Молла Насреддин подрядился научить шахского осла грамоте за три года, то Липкин, переводчик восточной литературы, через полвека пришел вот к какому выводу: «В самом деле, думаю я теперь, может быть, он слышал так, как не слышим мы, смертные, ему в данном случае важна не школьная точность рифмы, а открытый, ничем не замкнутый звук в конце строфы: Франсуа». Дальше голой техники, правил версификации Липкин так и не сумел продвинуться. Вот с какими тонкими ценителями поэзии приводится общаться поэтам, когда их окружает безмолвие пустыни.
Мандельштаму был нужен Франсуа и только Франсуа. Для него это имя, которое носил Вийон, его любимейший французский поэт, ассоциировалось с самой Францией, которая славна по всему свету своей парфюмерией. В начале тридцатых годов, когда писались приведенные Липкиным стихи, никаких таких французских парикмахеров в голодной России не было. Но поэт прекрасно создал «неточной» рифмой аллюзию на Францию. Поэзия всегда и во всем стремится к точности. Но для нее внутренняя точность несравненно важнее точности внешней.
Рифма одаривает поэта чувством собственного могущества. Когда поэт рифмует, ему кажется, что он может одолеть рифмуемое и физически. Рифма, подчеркивая, оттеняя, предмет, становится вроде призрака, тени этого самого предмета. Никто не в силах взгромоздить на плечи Арагац или какую-нибудь другую гору, а тень его в солнечный день может поносить на себе играючи и ребенок. Подобное ощущение приносит большую радость и жизненно необходимое каждому человеку чувство своей значительности –

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я Бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.

Державину рифмы давались труднее, чем большинству его современников. Вот и в этих стихах, несмотря на то, что первые три рифмы богатые, они не очень благозвучны. Однако главную свою задачу эти рифмы решают превосходно, а венчающая строфу рифма « Бог – не мог» чудесная. Она вопреки поверхностному смыслу последней строки подчеркивает божественную природу автора этих гениальных стихов, в другой раз заявившего «един есть Бог, един Державин».
Рифма несет огромную нагрузку, а ее роль в созидании стихотворной композиции достойна отдельной песни, но разговор об этом может увести в слишком хрупкую для восприятия материю. В грубом виде эту роль можно проиллюстрировать, например, на стихотворении Тютчева «Фонтан»  –

Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится;
Как пламенеет, как дробится
Его на солнце влажный дым.
Лучом поднявшись к небу, он
Коснулся высоты заветной –
И снова пылью огнецветной
Ниспасть на землю осужден.

О смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет?
Как жадно к небу рвешься ты!..
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Сверкает в брызгах с высоты.

Любому очевидно, что первые восемь стихов посвящены внешней картине, описанию фонтана, а другие восемь – мысли. Тютчев закрепил это и композицией стихотворения. Если подходить формально, то каждая из названных частей состоит их двух четверостиший, что подчеркивается одинаковым для всех них сочетанием опоясывающей и смежной рифмы. То есть формально стихотворение должно было состоять из четырех четверостиший. Однако двойственный характер рифмы, созданный тем, что все смежные являются морфологическими, а опоясывающие неморфологическими, приводит к тому, что и композиционно все стихотворение делится на два противопоставленных друг другу восьмистишия, что и преследовалось замыслом Тютчева, очень большого мастера стиха.
Конечно, прекрасными могут быть и белые стихи. Но считать рифму, как это сейчас модно на Западе, признаком плохого тона, все равно, что чистосердечно признаться в полном отсутствии чувства поэзии.

Репетитор по русскому языку

Природа любовной лирики

С появлением религиозных запретов произошло наложение любовного и божественного. А в поэзии, например, суфиев два эти мотива вообще совмещены. Их стихотворения, обычно отмеченные техническим совершенством, любопытнейшее явление мировой литературы. Эти стихотворения одновременно являются и плодом поэзии (что касается их реалистической основы), и плодом стихотворчества (где рассматривается первопричина мистического, постигаемая интеллектуально, а не чувственно). Мистики, как и создатели религий, обладают на удивление железной логикой.

Cколько лет живем на свете?

В нашем восприятии «Василий Теркин» Твардовского встал рядом с «Бородином» Лермонтова и «Войной и миром» Толстого.Мы и не пытаем­ся разобраться в том, какие качества сделали произведение современ­ного автора равным произведениям классики. Нам дано простое чувство (и мы доверяем ему), что «Бородино», «Война и мир» и «Василий Теркин» родственны по духу, что они единятся идеей национального самосознания и результатом его — подвигом народным в тяжкие периоды отечественной истории.

Разряды поэзии

Среди множества разнообразных поэтик мне близка одна из индийских с ее разделением произведений поэтов на три разряда.
Низший разряд составляют описательные стихи; средний – стихи, в которых явлено какое-нибудь общезначимое содержание; высший – стихи, посвященные какому-нибудь чувству, которое остается не до конца выявленным.