РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Говорят, что Вячеславу Иванову достаточно было услышать строку или даже полустишие — как он безошибочно называл автора.

Тут поэту не столько служила его феноменальная память, сколько тончайшая интуи­ция, ведь для атрибуции предлагались неизвестные, еще не опубликован­ные стихи. Этой интуицией обладают все, кто серьезно причастен к по­этическому творчеству. Однако интуиция интуицией, а место сомнению тут обычно все же остается... Что же мешает безусловному установлению авторства?
У каждого поэта складывается собственная поэтика, отвечающая его мироощущению. Не темы и мотивы, а прежде всего образ их воплощения наделяется «лица необщим выраженьем». В староиспанской поэзии суще­ствовала специальная форма, глосса, предназначенная для поэтического соперничества, соревнования. Автор глоссы избирал какую-нибудь тему другого поэта, выносил в эпиграф его стихи и, используя их, создавал свое стихотворение. В истории нашей поэзии широко известна тщетная попытка Тютчева превзойти Баратынского, соревнуясь с его стихотворе­нием о Гёте. Остается лишь подчеркнуть, что всякий раз поэты вступа­ли в спор на собственной «территории», в области своей поэтики, где только и можно рассчитывать на успех, выделиться «лица необщим вы­раженьем». Общенациональные традиции и родственность по мироощу­щению, сближая творчество поэтов, отнюдь не сводят их поэтику к тож­деству, ибо для собратьев по перу гибельно сходство.
Однако в особых случаях сходство преследуется сознательно. Копируя поэтику, талантливые мистификаторы вводят в заблуждение любые авто­ритеты. Например, в подлинности «собранных» Проспером Мериме «Пе­сен западных славян» не усомнился никто. Пушкин даже переводил их как образцы славянского фольклора.
Чаще, чем с целью мистификации, сближение в поэтике происходит тог­да, когда поэт пишет из чувства благодарности либо по иным причинам, в манере своего учителя, друга, товарища. Не будь доподлинно известно, кто автор стихотворения «Я помню чудное мгновенье», оно приписыва­лось бы Жуковскому, ибо исполнено в ключе его поэтики.
И, наконец, самый распространенный случай, затрудняющий атрибу­цию,— эпигонство, подлаживание стихотворца, не имеющего собственного поэтического лица, под какого-нибудь истинного поэта. Тут, по слову Фета, разве что «литературный кассир разберет фальшивую ассигнацию».
Недавно группе студентов Литературного института было предложено следующее стихотворение:

Нет, это было не со мной —
С тех пор прошли тысячелетья,
И смыло шумною волной
Все то, за что была в ответе.
И все минулось. Как в чаду,
В водовороте дней безликих
Опять сквозь сотни дней пройду
Ловить мелькающие блики.

Любопытно, что во всех ответах фигурировало имя Анны Ахматовой. И лишь двое упомянули это имя с тем, чтобы убедительно отвести автор­ство Анны Ахматовой и прийти к таким выводам:
1) «Это не Ахматова... Это стихотворение поэтессы, стоящей к нам бли­же во времени» (Б. Гайнутдинов).
2) «Написано стихотворение, по-моему, современным поэтом. Никого кон­кретно назвать не могу. Впрочем, любой настоящий поэт всегда совреме­нен, и потому в том, что я затрудняюсь, только моя вина» (М. Максимик).
Ответы — в точку, а вины — никакой, ибо автор приведенного стихо­творения мало кому известен. Оно впервые было помещено в журнале «Простор» за 1971 год вместе с неизвестными стихотворениями Анны Ах­матовой. Вскоре выяснилось, что это стихотворение принадлежит не ей . Однако история с этим стихотворением на сем не завершилась и, как во­дится при повторении, обрела комическую окраску. Двенадцать лет спус­тя В.Виленкин, известный исследователь творчества Анны Ахматовой, вновь извлек из ее архива это стихотворение, процитировал и решил, что оно «по своему смыслу как-то связано с «Поэмой без героя», с первой частью этого «Триптиха» — «Петербургской повестью» («Вопросы лите­ратуры», 1983, №6). Через три номера В. Виленкин принес извинение читателям журнала: «Стихотворение «Нет, это было не со мной», находящееся в архиве А. А. Ахматовой в отделе рукописей Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (фонд 1073), принадлежит не Анне Ахматовой, а О. Т. Бондаренко, приславшей ей 13 своих стихотворений в 1961 году. Мне следовало знать, что это давно выяснено (на страницах журнала «Простор», 1971, № 12)».
Смеяться над подобным казусом, может быть, и грех, но сдержать улыб­ку невозможно. Знатока музы Ахматовой смутило не то, что он спутал ее стихи со стихами другого автора, а то, что он не читает журнал «Прос­тор». Было бы интереснее, если бы автор статьи «Стимул точности в твор­честве Анны Ахматовой» поделился своей прежней радостью и рассказал, каким образом эти стихи ему «показались какой-то нежданной наградой за предпринятую совсем с другой целью работу». Ясно, что после разо­блачения невольной мистификации стихотворение Ольги Бондаренко по­теряло для исследователя всякую привлекательность. Какой уж тут стимул?
Совершенно иначе к Ольге Бондаренко отнеслась Анна Ахматова. Она прочитала подборку малоизвестной поэтессы и телеграфировала ей: «Сти­хи понравились. Благодарю внимание. Привет. Ахматова».
Пытаюсь угадать, чем могли понравиться Анне Андреевне Ахматовой стихи Ольги Бондаренко. Конечно, прежде всего тем, что это — лирика, а не замок Ретлер. Из стихотворений в два (реже три) четверостишия приметно проступает образ души странницы, то любующейся созвучной красотой, где «две тоскующие ели стоят у парковых ворот» под «живым многоточием звезд» ночного неба, то наивно удивляющейся позднему часу на пер­роне, который «сверкает, словно елка, среди мелькающих огней». За мотивом одиночества тут притаилась жажда света и любви. Ноты эти расплываются, чуть ли не заполняя мировое пространство, ибо осень

Пришла, пришла холодной —
Я сжимаю озябшие пальцы
И, как листья, грущу о тепле.

Отзывчивая на боль («самый крохотный пустяк, а ранить мог острей кинжала»), О. Бондаренко умеет совладать с нею, заявляя вполне в духе горячо любимого Анной Ахматовой поэта, что «и чуточку жалко, и чу­точку грустно» (у Осипа Мандельштама — «немного дыма и немного пеп­ла»...).

Ольга Бондаренко влюблена в тишину. Но в ее стихах встает непокор­ный, дерзкий характер, порой заставляющий вспоминать о тихом омуте и его обитателях. В то же время ее не покидает чувство неудовлетворенности собой —

Могла рифмовать без отказа,
Знакомые ритмы храня,
Но высшее слово ни разу
Еще не коснулось меня.

Эти «ритмы» были хорошо знакомы и Анне Ахматовой, пробуждая в ней память об учителе, Иннокентии Анненском, которого Ольга Бонда­ренко напоминает подчас даже интонационно:

Сколько душ умирало во мне
На каком-то последнем этапе!
И забыты, как камни на дне,
Как паденья исчезнувших капель.

Конечно, тот не поэт, кто не напоминает поэтов всех времен. Однако есть граница, за которой «знакомые ритмы» сливаются с ритмами чужи­ми, лишаясь своеобразия. Переступила ли через черту Ольга Бондаренко? Вопрос ставится не в риторической форме. Он обращен ко всем читателям, кто найдет публикации стихов Ольги Бондаренко.

Репетитор по русскому языку

Рубежи поэзии

Известно, что в поэзии разбираются все. Однако известно и другое, что эти «все» поэзией считают всё, что написано стихом. Истинную поэзию тонко чувствуют только и только истинные поэты. Но вот кто является истинными поэтами установить можно, только и только чувствуя истинную поэзию. Таков парадокс, а вернее заколдованный круг.

Визитки русских поэтов

Ну что стоит рвануть на груди рубаху и объявить себя в доску своим парнем или, скажем, семижды героем России? Я подобным не занимаюсь, хорошо помня слова Карла Маркса обо мне: «Не важно, что о себе думает Яков. Важно, что он из себя представляет в действительности». Но ведь не всех удостоил своим внимаем Маркс. Вот и появляются на свет подобного рода визитки: «Кречетов-Полубояринов Федот Богданович. Поэт. Секретарь Союза писателей. Лауреат 222 премий и номинант на Нобелевскую премию. Действительный член 666 академий. Автор 999 стихотворных книг и многих различных сочинений в прозе, драматургии и публицистике».

Интонация в художественной речи

На нужную интонацию нас настраивает эмоционально-образное содержание художественного текста, а достигается она поэтом различными ритмико-синтаксическими и стилистическими средствами.