РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Ф. К. СОЛОГУБ
Если наказали...

Так называемые, педагоги, а попросту и точно учителя, полагают, что если шалу­на наказать, то он исправится, да и другим неповадно будет шалить.
Если же не нака­зывать,— думают педагоги,— то в школах такой содом подымут, что хоть святых вон выноси. Педагогам кажется, что маль­чики рассуждают так же, как собачка Рике в милом рассказце Анатоля Франса. Поступок, за который бьют,— думала Ри­ке,— дурной поступок, а тот, за который хвалят и дают много есть, хороший по­ступок.
Так думают умные собачонки. Глупые мальчишки думают совсем иначе. А как же? Да приблизительно так:
— Большие,— думает наказанный маль­чуган, еще не отравленный благоразумием?— люди по большей части несправед­ливые, зараженные разными слабостями, самолюбием, самомнением. Они совер­шенно уверены в том, что всегда и во всем правы, что они выше и лучше нас, маленьких. Они требуют, чтобы мы, дети, слушались их, уважали их, и еще требуют немало такого, что отчасти ненужно: послу­шания без рассуждения, во что бы то ни стало; послушание не законному правилу, а человеку отчасти дается только свободно, а не по принуждению. Чтобы поддер­жать свои требования, часто несправед­ливые и еще чаще непонятные, большие считают себя вправе наказать маленьких и думают, что это хорошо. А что бы они сказали, если бы их самих наказали за все, про все? Наказывают часто за хорошее: например, накажут весь класс за то, что кто-нибудь нашалит; сами учителя недо­смотрят, требуют, чтобы товарищи выдали виновных, в товарищи, конечно, не выдают. И часто не наказывают за дурное, даже поощряют, не наказывают ябедников и фискалов.
— Ну и пусть наказывают,— думает мальчуган,— если это им нравится, а только уж если меня наказали, так я с ними, значит, расквитался, какую бы гадость им ни сделал, и раскаиваться не намерен. Вперед постараюсь не попадаться. Если же хотят, чтобы я чего не делал, так пускай мне толком докажут, что это худо. Худого я и сам, без наказаний, постараюсь не делать.
Так-то, господа педагоги, рассуждают мальчики, и в этом я сошлюсь на каждого, кто помнит свое детство более или менее сознательно. Приблизительно такова схема суждений и настроений «человека, как предмета воспитания». Так судят ребята, конечно, только по своей крайней глупо­сти: им бы благодарить за благопопечительность, но во всяком разе не мешает узнать, какие мысли шевелятся в их буйных головушках.