РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Как видим, в красоте Гильгамеша заключена важная пружина всей поэмы. А теперь обратимся к красоте Ахилла и посмотрим, насколько этот его признак существенен для «Илиады».

В самой «Илиаде» прекрасная внешность Ахилла складывается из его юношеской привлекательности, огромной силы, необычайной храбрости и других блистательных качеств воина, вооруженного прекрасным оружием. Но в поэме на этого самого могущественного героя не обращает особого внимание никто ни из смертных женщин, ни богинь, кроме Фетиды, его заботливой матери. Так что красота героя пропадает втуне. За пределами поэмы, в мифе, Фетида, зная, что Ахиллу суждено погибнуть в Троянской войне, прячет его от воинского призыва у Ликомеда, при дворе которого ее женоподобный сын, переодетый девушкой, так и остался бы неузнанным, если бы не хитроумный Одиссей. Он явился к Ликомеду под видом купца, разложил вышитые платья, пояса и разные женские украшения, а вперемежку со всеми этими зажигательными для прекрасного пола дарами – оружие. Когда обитавшие во дворце дамы стали оживленно выбирать себе подарки, по знаку Одиссея неожиданно раздался сигнал боевой трубы и лязг оружия. Все девушки в страхе разбежались, кроме одной, которая схватила меч и щит. Так Одиссей и вычислил Ахилла, которого выдал его интерес к оружию. Нет слов, прелестный миф! Однако в содержательном плане он тянет не выше анекдота. Поэтому не будет натяжкой утверждение, что, даже учитывая этот миф, красота Ахилла в «Илиаде» – постоянный эпитет эпического героя, подобно тому, как если молодец, то добрый, если девица – красная. Отсюда и обычная статичность фольклорных образов. Статичны и образы «Илиады», все ее герои наделены неизменными, изначально присущими им чертами характера. Поступки героев «Илиады» предсказуемы, интерес читателя (слушателя) поддерживается не развитием интриги, а ожиданием поэтического живописания, поэтической образности. Вот, например, по просьбе Фетиды за изготовление доспехов Ахилла берется Гефест. Он не может обмануть общего ожидания: он выполнит свою работу так, как и положено богу кузнечного ремесла. Но мы будем с удовольствием читать долгие сто двадцать пять строк гекзаметра, описывающих божественно прекрасный щит Ахилла.
Когда от «Илиады» переходишь к сказанию о Гильгамеше, складывается впечатление, будто ты не углубился в седую древность, а продвинулся к современности. Я имею в виду совершенно реалистическую подкладку образов и психологизм более древней поэмы. Характеры даже ее эпизодических персонажей психологичны. Гильгамеш, представляя Энкиду своей матери, говорит ей, что у его друга нет родителей. Поэтому Нинсун уделяет больше внимание Энкиду, чем Гильгамешу, дарит ему амулет, долго с ним беседует о том, что он должен... беречь ее сына.
Примечательно, что Энкиду был изготовлен из глины, то есть из того же материала, из которого, согласно шумерской мифологии, изготовлены все люди. Но изначально он некое волосатое существо, родственное диким животным. Чтобы он цивилизовался, превратился в человека, ему предстоит спознаться с женщиной. Если бы от всей поэмы сохранился бы лишь эпизод встречи Энкиду с Шамхат, то все равно эта поэма считалась бы гениальным созданием. А в ней ведь встречаются представления более значимые в отношении философии существования.
Шамхат приводит Энкиду в город, где он приобщается к цивилизации, вкушая хлеба и вина; постепенно он преображается и внешне и внутренне; исполняясь братских чувств, становится преданным другом, совершает подвиг во имя людей, за что платит разгневанным богам страданием и собственной жизнью.
Образ Энкиду текучий, переливающийся красками, как росинки под лучами солнца. С каким юношеским самозабвением Энкиду соединился с Шамхат! Сколько в нем наивности, сколько доверчивости к каждому слову Шамхат! Какая восторженность, какая готовность совершить подвиг во имя Шамхат! Он вступает в единоборство, зачинает рыцарский турнир с направляющимся к своей даме для священного брака Гильгамешем, чтобы быть славным в глазах Шамхат, дамы своего сердца. Это Энкиду на заре своего любовного чувства, восходящего чувства беззаботного, пышущего здоровьем человека. А вот другой Энкиду, вернее, тот же самый, но переросший себя, склонившийся к закату, приговоренный богами к смерти. Ему представляется раем его прежнее существование, когда его друзьями были безвинные дикие звери, а не цивилизованные люди, которые стали причиной его личной трагедии. И он в чрезвычайно сильных выражениях проклинает свою прежнюю возлюбленную, виновницу, как ему теперь представляется, всех его бед. Такая резкая метаморфоза героя, подкрепленная психологической достоверностью, неизвестна древней литературе, а потому представляется чудом проникновенности. Но это чудо продолжается, обогащается еще одним спектром. Возмущенный, Шамаш вступается за Шамхат, корит Энкиду за неблагодарность –

Зачем, Энкиду, блудницу Шамхат ты проклял,
Что кормила тебя хлебом, достойным бога,
Питьем поила, царя достойным,
Тебя великой одеждой одела
И в сотоварищи добрые тебе дала Гильгамеша?

Вот как в шумерском обществе высоко ставили женщину, столь высоко, что даже жрицу храма богини любви защищает бог и не какой-нибудь, а Шамаш – соперник Иштар. Удивительна подобная отповедь в устах солнечного бога и потому, что он поворачивается лицом к городу. Человек задолго до появления городов поклонялся солнцу, от которого зависел урожай, то есть сама возможность существования. Солнечные божества были земледельческими, а Шамаш выступает богом цивилизации. Перед нами уже та историческая стадия, на которой солнечные божества стали патронами власти предержащих. И все-таки в поэме жизнь на лоне природы показана привлекательнее, чем все соблазны города с его сомнительными благами вина и блудниц. Пастухи – люди вольные, им не надо по утрам «вставать по барабану», спешно глотать ячменную лепешку и отправляться на тяжелые принудительные работы. Да и мог ли Шамаш победить природное начало человека, представляющего самой блаженной порой своей жизни детство, отрочество, раннюю юность. Нет, Шамаш пробудил в сердце умирающего Энкиду благодарность к Шамхат не за то, что она приобщила его к цивилизации (не заступился же Шамаш за охотника, которого первым Энкиду проклял), а за мгновения доставленного ею наслаждения, за что он ее, общее достояние мужчин, приходящих в храм Иштар, некогда возвысил до звезд, до самоценной личности, до дамы сердца, а теперь, в последние мгновенья своей жизни, благословляет –

Пусть тебя покинувший к тебе вернется,
Государи, цари и владыки пусть тебя полюбят,
Тебя увидавший пусть тебе изумится,
Герой для тебя пусть встряхнет кудрями...

Пусть кто-нибудь во все мировой литературе найдет более благородного героя, чем этот «дикарь», дитя природы. Впрочем, если не ходить далеко, то столь же благородного героя можно встретить в этой же поэме.
Образ Гильгамеша несравненно богаче и сложнее образа Энкиду. Характеристика его личности начинается с первого же стиха –

О все видавшем до края мира...

Любопытно, что «Илиада» тоже стартует очень стремительно –

Гнев, богиня, воспой, Ахиллеса, Пелеева сына...

Но это фальстарт, ибо поэма отнюдь не о гневе Ахилла. Львиная часть «Илиады» посвящена иному. Главный герой ее не Ахилл, а война, являющаяся священной коровой поэмы, напоминающей шахматную партию, в которой троянцы и ахейцы с их богами – шахматные фигуры, марионетки войны. В этой шахматной партии есть цейтноты и длинноты (например, знаменитое описание щита Ахилла), сама ее композиция рыхлая. Несомненно, аэды были способны выстроить идеальную композицию, но для этого им следовало бы совершить тягчайшее преступление: отказаться от тех прекрасных строк поэмы, которые не соотносятся с «гневом Пелеева сына». А эти строки, повторяюсь, составляют львиную часть «Илиады».
Среди главных героев эпосов Гильгамеш самый главный. Он присутствует буквально в каждой строке поэмы. Он присутствует даже там, где, казалось бы, его нет, как например, в шести медовых днях Энкиду, обязанного своей нечаянной радостью Шамхат, посланнице Гильгамеша. Более того, он даже причастен к событию, которое произошло задолго до его рождения, ведь это Гильгамеш приносит нам свидетельство Унапишти о потопе.
Композиция «О все видавшем» совершенна. Она целиком подчинена раскрытию многоцветного образа ее главного героя, плавно переходя от внешних черт Гильгамеша к все более и более потаенным уголкам его сердца. Трехчастное построение поэмы хронологически протянуто с таким расчетом, что в первой части Гильгамеш предстает перед читателями (слушателями) глазами его окружения. Молодой правитель Урука – царственный бездельник (Энкиду, причисленный к знати, горюет, что в безделье пропадает сила), сладострастник («матери Гильгамеш не оставит девы»), буйствующий самодур и нещадный эксплуататор, заставляющий всех «вставать по барабану» (над жителями Урука сжалились даже шумерские боги, которые создали людей как раз для эксплуатации). Неужто Гильгамеш и впрямь был столь отталкивающим тираном? Я имею в виду не прототип (где и когда правитель был с человеческим лицом?), а литературного героя. Как явствует история (правда, из другой поэмы) на заре своей юности Гильгамеш освободил Урук от гегемонии Киша, доминировавшего в Шумере. Причем правитель Урука обошелся со своим злостным врагом не так, как славный псалмопевец, уничтожавший всех до единого пленных под пилами и в печах, за что был особенно возлюблен богом. Бывший правитель Киша вместе со своими людьми был отпущен восвояси после того, как восстановил разрушенное им же хозяйство Урука («Гильгамеш и Агга»).

Репетитор по русскому языку