РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

РЕПЕТИТОР РУССКОГО ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ
персональный сайт репетитора русского языка и литературы
Заметки о лирической поэзии (Часть IX – Виды лирики)
Рифма более важна для поэтов не мелодического, а разговорного строя. Уже одно это заставляет думать, что основное ее назначение не в усилении ассонанса и аллитерации, не в звукописи. Главное в рифме  – ее смысловые аллюзии, чего не могут взять в толк стихотворцы.
Известно, что Мандельштам, случалось, рифмовал небрежно.
С. Липкин спустя десятилетия после смерти поэта решил заострить на этом внимание, а заодно проиллюстрировать свой образцовый слух –

Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа.

В приведенной строфе тонкий слух С. Липкина поцарапала рифма «обуян – Франсуа». Он предложил Мандельштаму благозвучия ради заменить Франсуа на Антуана. (Следуя подобному принципу, еще лучшей заменой в акустическом отношении был бы д’Артаньян ). От предложения Липкина Мандельштам отмахнулся в ужасе. Впрочем, вот красочное воспоминание самого Липкина:
– Осип Эмильевич, почему такая странная, нищая рифма: «обуян – Франсуа»? Почему не сделать «Антуан», и все будет в порядке и ничего не меняется.
– Меняется! Меняется! Боже, – нарочито по-актерски, обращаясь в бульварное пространство, закричал, чуть ли не завопил Мандельштам, – у него не только нет разума, у него нет и слуха! «Антуан – обуян»! Чушь! Осел на ухо наступил!
Мемуариста нисколько не смутило то обстоятельство, что поэт в известном фразеологизме заменил  медведя на осла.  И если Молла Насреддин подрядился научить шахского осла грамоте за три года, то Липкин, переводчик восточной литературы, через полвека пришел вот к какому выводу: «В самом деле, думаю я теперь, может быть, он слышал так, как не слышим мы, смертные, ему в данном случае важна не школьная точность рифмы, а открытый, ничем не замкнутый звук в конце строфы: Франсуа». Дальше голой техники, правил версификации Липкин так и не сумел продвинуться. Вот с какими тонкими ценителями поэзии приводится общаться поэтам, когда их окружает безмолвие пустыни.
Мандельштаму был нужен Франсуа и только Франсуа. Для него это имя, которое носил Вийон, его любимейший французский поэт, ассоциировалось с самой Францией, которая славна по всему свету своей парфюмерией. В начале тридцатых годов, когда писались приведенные Липкиным стихи, никаких таких французских парикмахеров в голодной России не было. Но поэт прекрасно создал «неточной» рифмой аллюзию на Францию. Поэзия всегда и во всем стремится к точности. Но для нее внутренняя точность несравненно важнее точности внешней.
Рифма одаривает поэта чувством собственного могущества. Когда поэт рифмует, ему кажется, что он может одолеть рифмуемое и физически. Рифма, подчеркивая, оттеняя, предмет, становится вроде призрака, тени этого самого предмета. Никто не в силах взгромоздить на плечи Арагац или какую-нибудь другую гору,  а тень его в солнечный день может поносить на себе играючи и ребенок. Подобное ощущение приносит большую радость и жизненно необходимое каждому человеку чувство своей значительности –

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я Бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.

Державину рифмы давались труднее, чем большинству его современников. Вот и в этих стихах, несмотря на то, что первые три рифмы богатые, они не очень благозвучны. Однако главную свою задачу эти рифмы решают превосходно, а венчающая строфу рифма « Бог – не мог» чудесная. Она вопреки поверхностному смыслу последней строки подчеркивает божественную природу автора этих гениальных стихов, в другой раз заявившего «един есть Бог, един Державин».
Рифма несет огромную нагрузку, а ее роль в созидании стихотворной композиции достойна отдельной песни, но разговор об этом может увести в слишком хрупкую для восприятия материю. В грубом виде эту роль можно проиллюстрировать, например, на стихотворении Тютчева «Фонтан»  –  

Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится;
Как пламенеет, как дробится
Его на солнце влажный дым.
Лучом поднявшись к небу, он
Коснулся высоты заветной –
И снова пылью огнецветной
Ниспасть на землю осужден.

О смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет?
Как жадно к небу рвешься ты!..
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Сверкает в брызгах с высоты.

Любому очевидно, что первые восемь стихов посвящены внешней картине, описанию фонтана, а другие восемь – мысли. Тютчев закрепил это и композицией стихотворения. Если подходить формально, то каждая из названных частей состоит их двух четверостиший, что подчеркивается одинаковым для всех них сочетанием опоясывающей и смежной рифмы. То есть формально стихотворение должно было состоять из четырех четверостиший.. Однако двойственный характер рифмы, созданный тем, что все смежные являются морфологическими, а опоясывающие неморфологическими, приводит к тому, что и композиционно все стихотворение делится на два противопоставленных друг другу восьмистишия, что и преследовалось замыслом Тютчева, очень большого мастера стиха.  
Конечно, прекрасными могут быть и белые стихи. Но считать рифму, как это сейчас модно на Западе, признаком плохого тона, все равно, что чистосердечно признаться в полном отсутствии чувства поэзии.
Если продолжить разговор о средствах стихотворной речи, то Заметки незаметно перейдут в пухлый трактат. Но есть два положения, касающиеся чувства поэзии, которые необходимо осветить. Речь о так называемой поэтической школе и индивидуальном авторском бытии.
Поэтическая школа – это мафиозная структура литераторов, предписывающая своим адептам правила игры. Каждая школа называет своих адептов гениями, а адептов других школ – бездарями. В этих школах литературные противники уничтожают друг друга  с таким остервенением, что если вы сравните с ними образ жизни членов пресловутой Cosa Nostra, то по справедливости сочтете последних примерными гуманистами.
Чтобы стяжать у современников известность, автору необходимо вписаться в так называемый литературный процесс, то есть стать адептом одной из тех школ, которые захватили книжный рынок. Те произведения,  которые  наиболее точно отвечают  правилам игры, литературная братия объявляет перлами. Таковыми, например, были и остаются по твердому убеждению кабинетных авторитетов следующие книги Бальмонта: "Горящие здания", "Будем как солнце" и "Только любовь". В эти книги входят самые популярные его стихотворения. Собственно, одно из них сделали визитной карточкой несчастного Бальмонта. Вот начальные строки оттуда –

Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздий венки свивать.

Хочу упиться роскошным телом,
Хочу одежды с тебя сорвать!

Это бездумная пародия на поэзию. Почти все стихотворения из трех названных книг, поднимаемых на щит, представляют собой подобные же трескучие декларации. Они характеризуют не поэта, а самовлюбленного и словоохотливого до болезненности человека, склонного к эпатажу и красивости. Чтобы познакомиться с Бальмонтом-поэтом, надо обратиться к тем его стихам, которые были написаны им тогда, когда он был вне круга Брюсова и компании. Обратите внимание, например, на «Ковыль». Идеальное стихотворение. Вполне можно принять за эталон лирики. Это стихотворение было создано не с оглядкой на какие-то правила игры, а спонтанно, потому-то Бальмонт бесстрашно посвятил его Бунину, своему другу-сопернику. Любой может привести множество других столь же неопровержимых свидетельств пагубности поэтических школ. Предписываемые ими правила общего поведения, их коллективистский дух, противоречат психологии творчества. Поэт по природе индивидуалист. При потере этого качества он пополняет ряды стихотворцев, которым вдохновение чуждо. Они решают задачи, поставленные перед ними теорийками их школ. А поэт, в случае своей творческой удачи, следует себе, судьбе, вдохновению, только которому и подчиняется…
В завершение Заметок хочу вернуться к их началу, а именно к индийской поэтике, которая поэтические произведения подразделяет на три разряда, и проиллюстрировать эти разряды, как я их понимаю, примерами из творчества одного и того же поэта. Мой выбор пал на Бунина. Его стихи мне анализировать легче, потому что он мне не родственен по духу, но вопреки этому любим мною.
Итак, пример описательной поэзии.

Осенний день. Степь, балка и корыто.
Рогатый вол, большой соловый бык,
Скользнув в грязи и раздвоив копыто,
К воде ноздрями влажными приник:
Сосет и смотрит светлыми глазами,
Закинув хвост на свой костлявый зад,
Как вдоль бугра, в пустой небесный скат,
Бредут хохлы за тяжкими возами.

Если какой-нибудь живописец взялся бы своими средствами воссоздать эту картину, то ему не потребовалось бы привносить в нее дополнительные штрихи. Здесь представлена даже такая мельчайшая подробность, как раздвоенное от напряжения копыто быка. Бунин достигает предельной зримости, но, покоренный налетевшей живописной эмоцией, он не замечает, что переступает через грань, где кончается поэзии и начинается искусство живописи. Этот текст хоть вырежи,  вставь в раму и повесь на стену в качестве полотна живописца.
Теперь пример стихотворения с общезначимым содержанием.

ШЕСТИКРЫЛЫЙ
Мозаика в Московском соборе

Алел ты в зареве Батыя –
И потемнел твой жуткий взор.
Ты крылья рыже-золотые
В священном трепете простер.
Узрел ты Грозного юрода
Монашеский истертый шлык –
И навсегда в изгибах свода
Застыл твой большеглазый лик.

Какая энергия чувств! Сколько ненависти у новоявленного защитника боярства к Ивану IV! Об этих стихах Шмелев Бунину: «Чудесно, глубоко, тонко. Лучше я и сказать не могу. Я их выучил наизусть. Я ношу их в себе. Чудесно! Ведь в «Шестикрылом» вся русская история, облик жизни». А какое исполнение! Какая звукопись! Как метко, прямо в центр мишени пущена стрела звенящей аллитерации на «з», пронзающая Грозного в самое сердце!… И все-таки история, как и философия, вряд ли выигрывают от изложения на языке поэзии. Согласитесь, история и философия, выраженные слезами, восклицаниями, бурными страстями, странноваты. Кому хочется вникнуть в историю и философию, тому следует читать не Алкея, Имру-уль-Кайса, Хакани, Державина, Фета, а труды историков и философов. Однако «Шестикрылый», безусловно, заслуживает восторгов, тем более что история, принадлежа не к первозданной, а вторичной природе, не благодатный материал для поэзии.
И, наконец, стихи, в которых главным является чувство.

НОЧЬ

Ледяная ночь, мистраль
(Он еще не стих),
Вижу в окна блеск и даль
Гор, холмов нагих.
Золотой недвижный свет
До постели лег,
Никого в подлунной нет,
Только я да Бог.
Знает только он мою
Мертвую печаль,
Ту, что я от всех таю…
Холод, блеск, мистраль.

Это стихотворение представляет собой целостную метафору. В первом же его слове содержится намек на то, что поэт прибегает к метафорической речи. Лирический герой находится дома, рядом с теплой постелью, а стужа там, за окном. Значит, эпитет «ледяная» относится не только к ночи, иначе он был бы избыточным, ведь сказано же мистраль, так называется холодный средиземноморский ветер…
В те же дни Бунин писал Алданову: «А чем я живу теперь «в высшем смысле сло¬ва» — об этом очень трудно говорить. Больше всего, кажется, чувствами и мыслями о том, чему как-то ни за что не верится, что кажется чудо¬вищно-неправдоподобным, изумительным, невозмож¬ным, а между тем дьявольски-непреложным, — о том, что я живу как какой-нибудь тот, к которому вот-вот войдут в 4 ч. 45 м. утра и скажут: «Мужайтесь, час ваш настал...»
Ночь в стихотворении «ледяная» потому, что лирического героя гнетет «мертвая печаль». Эти слова резонируют, вызывают ассоциацию с могильным холодом, ожиданием смерти. Тогда и постель навевает мысль о тяжелой болезни. Лирический герой, как, увы, нередко случается при смертельном недуге, покинут, потому «никого в подлунной нет». Он столь одинок, что единственный свидетель холода, который овеял его душу, только бог. Ощущение холода пронизывает стихотворение от первого до последнего слова, что указывает на сосредоточенность лирического героя на своем горестном чувстве. Кроме этого горестного чувства, в стихотворении больше нет ничего, потому что и « ледяная ночь», и «мистраль», и «постель», и «мертвая печаль», и «холод», и «недвижный свет» рисуют картину не внешнего, а внутреннего мира лирического героя. Он вслушивается в шаги приближающейся смерти, но «таит мертвую печаль от всех», потому что все равно никто его не поймет. Да и как понять? Можно понять, почему в евклидовой геометрии параллельные линии не пересекаются, почему тела при нагревании расширяются, почему философ считает, что дважды в одну реку не войти, почему какой-то король напал на соседнюю страну. Но чувство другого человека понять нельзя уже в силу того, что чувство не поддается логическому выражению. Его можно лишь навеять на душу, что лучше всего из всех видов искусств получается у совершенной, чистой поэзии. Поэзия взывает к сопереживанию, к сочувствию.
Этот шедевр был создан, когда Бунину было восемьдесят два года. А какая свежесть чувств! А сколько в этих стихах юношеского романтизма! А бездонная глубина, добытая громадным жизненным опытом! Как здесь все прекрасно сошлось!
Потрясает и другое. «Ночь» появилась после поэтической паузы, длившейся четверть века. Это уникальный случай в нашей поэзии. Он красноречиво свидетельствует о том, что, несмотря на личную неустроенность, бесприютность, материальные тяготы, разные недуги, надо держать сердце распахнутым для поэзии. Поэзия требует, чтобы поэт всегда был предан ей всем своим существом.

Репетитор по русскому языку

Заметки о лирической поэзии (Часть YII – Поэзия и стихотворчество)

Строки, в которых превалируют существительные, в нашей поэзии встречаются редко. Соседство одних только существительных иссушает стих, лишает его естественного дыхания.

Заметки о лирической поэзии (Часть YIII – Особенности тропов)

Многие считают, что из выразительных средств самым важным для поэзии является метафора. Ее значение отрицают лишь те, кому образность не доступна. И все-таки при всей огромной важности метафоры природу поэзии определяет не столько она, сколько гипербола.









Обновлено ( 21.01.2018 13:12 )
Просмотров: 6377
 
Код и вид
ссылки
<a href="http://pycckoeslovo.ru/" target="_blank"><img src="http://www.pycckoeslovo.ru/pyccslovo.gif" width=88 height=31 border=0 alt="репетитор по русскому языку"></a> репетитор русского языка

Тел. 8-499-613-7400; 8-915-148-8284, E-mail: pycckoeslovo@mail.ru Все права защищены.