РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Кто умер, но не забыт, тот бессмертен.
Лао-Цзы

Две древнейшие и величайшие поэмы «О все видавшем» и «Илиада» начинаются одинаково, начинаются с описания главного героя произведения. Оба героя очень молоды, наделены необычайной красотой и неукротимой энергией. Каждый из них является образцом беззаветной дружбы. Каждого из них смерть друга толкает к решительным действиям, приводящим поэмы к финалу.

Опытный читатель скажет, что перечисленные совпадения могут быть обусловлены самим жанром героического эпоса, главные герои которого часто очень молоды, очень красивы, очень сильны, очень храбры. Полемизировать с подобной точкой зрения бессмысленно. Я просто заостряю внимание на том, что жанровые особенности героического эпоса восходят к поэме о Гильгамеше и находят именно в ней свое наиболее  функциональное воплощение.
Бесспорно, положительный герой героического сказания должен быть наделен огромной физической силой, чтобы совершать чудесные подвиги. А коль скоро подвиги эти чудесны, то бессмыслен вопрос, кто сильнее – Геракл, Давид Сасунский или Илья Муромец. Они все равны. А с Гильгамешем может тягаться только Энкиду, который для того и был создан по решению совета богов. Все остальные эпические герои уступают Гильгамешу не потому, что он множество раз выходил победителем в схватке со львами и тиграми (какая гипербола!), а потому что только он взялся за решение заведомо неразрешимой задачи.  
Каким мужеством должен обладать человек, чтобы в одиночку выступить против сонма верховных богов?! Разве сравнимы своеволие, решимость, могущество Гильгамеша и Ахилла? Первый идет наперекор воле богов, второй (видимо, подчиняясь воинской дисциплине) уступает свою наложницу слабому духом Агамемнону. Первый вместе со своим другом одолевает чудовищного Хумбабу и небесного Быка, второй выходит победителем в поединке с уступающим ему в силе троянцем, да и то по воле случая, ведь исход поединка был предрешен золотыми весами, которыми взвешивал верховный бог ахейцев, не говоря уже о том, что доспехи Ахилла изготовил сам Гефест. Но главное – первый вершит свой подвиг во имя рода людского, а второй – в интересах венценосного рогоносца.
Красота внешнего облика, несомненно, не столь непреложный признак главных эпических героев как сила, ведь их основные подвиги связаны с победами не на любовном поприще. Тем не менее, начиная с Гильгамеша, почти все главные герои сказаний и внешне неотразимы.  
Согласно мифу, Елена была самой красивой женщиной в Европе, а Парис – самым красивым мужчиной в Азии. Подобное соответствие функционально для сюжета «Илиады», чего не скажешь о красоте Ахилла, которая у него, воина, к тому же, женоподобная. Что же касается красоты Гильгамеша, то она подтверждается жизненными обстоятельствами. Гильгамеш – и верховный правитель, и верховный жрец. А у жрецов не допускался какой бы то ни было телесный изъян. Если хотите, красота Гильгамеша данность, которая не нуждается в гиперболизации. Иштар далеко не сразу обратила внимание на красоту Гильгамеша, а в момент внутренней удовлетворенности богатыря, когда после совершенного подвига

Он умыл свое тело, все оружье блестело,
Со лба на спину власы он закинул,
С грязным он разлучился, чистым он облачился.
Как накинул он плащ и стан подпоясал,
Как венчал Гильгамеш себя тиарой, –
На красоту Гильгамеша подняла очи государыня Иштар:
«Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!»

Любопытно, что в мировой литературе Гильгамеш являет собой единственный пример, когда смертный устоял перед чарами самой богини любви –

Гильгамеш уста открыл и молвит,
вещает он государыне Иштар:
– Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жены?
Я дам тебе платьев, елея для тела,
Я дам тебе мяса в пропитанье и в пищу,
Накормлю я тебя хлебом, достойным богини,
Вином напою, достойным царицы,
Твое жилище пышно украшу,
Твои амбары зерном засыплю,
Твои кумиры одену в одежды, –
Но в жены себе тебя не возьму я!
…………………………………………
Какого супруга ты любила вечно,
Какую славу тебе возносят?
Давай перечислю, с кем ты блудила!

Итак, не будь Гильгамеш красивым, Иштар не воспылала бы к нему страстью и не сложилось бы коллизия, в которой герой сам завязывает тугой узел своих личных проблем. С первых же слов отвергнув любовь богини, он далее подробно перечисляет материальные блага, которыми готов одарить Иштар, известную своей прагматичностью, только бы она оставила его в покое. Если нарисовать портрет Иштар со слов Гильгамеша, то получится вполне отвратительное создание – меркантильное, блудливое, лживое, мстительное, жестокое, кровожадное. Причем отец Иштар подтверждает полное соответствие такого портрета оригиналу. И все-таки Гильгамеш в своем живописании богини любви, безусловно, субъективен. Односторонность взгляда Гильгамеша хорошо просматривается на фоне гимнов, посвященных Иштар, которой возносили исполненные сердечной нежности молитвы.
Другая правда заключается в том, что Иштар – «царица царей», «владычица богов» – не только очень влиятельна, но и непредсказуема в жестокости. Почему в таком случае Гильгамеш, который всего на две трети бог, а потому смертен, гневит бессмертную Иштар подробным перечислением ее прегрешений и перечнем ее жертв? Ответ может быть только один: Гильгамеш гневит всесильную богиню потому, что боится стать очередной ее жертвой:

И со мной, полюбив, ты так же поступишь!

Гильгамеш отвращает от себя Иштар, чтобы она не приневолила его стать очередным ее несчастным супругом. А вот мести воинственной богини он как раз не страшится, потому что уверен в собственном могуществе и в поддержке Энкиду и своего солнечного покровителя Шамаша. А еще потому он не отвечает на любовный порыв богини, что это нарушит сюжет сказания о поисках человеческого бессмертия.

Как видим, в красоте Гильгамеша заключена важная пружина всей поэмы.          
А теперь обратимся к красоте Ахилла. Его внешняя привлекательность оставляет равнодушными и смертных женщин и богинь, кроме Фетиды, его заботливой матери. Так что красота Ахилла – это всего лишь постоянный эпитет эпического героя, подобно тому, как если молодец, то добрый, если девица – красная. Отсюда и обычная статичность фольклорных образов. Статичны и образы «Илиады», все ее герои наделены неизменными, изначально присущими им чертами характера. Поступки героев «Илиады» предсказуемы, интерес читателя (слушателя) поддерживается не развитием интриги, а ожиданием  поэтического живописания, поэтической образности. Вот, например, по просьбе Фетиды за изготовление доспехов Ахилла берется  Гефест. Он не может обмануть общего ожидания: он выполнит свою работу так, как и положено богу кузнечного ремесла. Но мы будем с удовольствием читать долгие сто двадцать пять стихов гекзаметра, описывающих божественно прекрасный щит Ахилла.
«Илиада» несравнима в психологизме со сказанием о Гильгамеше. В более древней поэме даже эпизодические персонажи психологичны. Гильгамеш, представляя Энкиду своей матери, говорит ей, что у его друга нет родителей. Поэтому Нинсун уделяет больше внимание Энкиду, чем Гильгамешу, дарит ему амулет, долго с ним беседует о том, что он должен... беречь ее сына.
Примечательно, что Энкиду был изготовлен из глины, то есть из того же материала, из которого, согласно шумерской мифологии, изготовлены все люди. Но изначально он некое волосатое существо, родственное диким животным. Чтобы он цивилизовался, превратился в человека, ему предстоит спознаться с женщиной. Если бы от всей поэмы сохранился лишь эпизод встречи Энкиду с Шамхат, то все равно эта поэма считалась бы гениальным созданием.
Шамхат приводит Энкиду в город, где он приобщается к цивилизации, вкушая хлеба и вина. Постепенно он преображается и внешне и внутренне. Исполняясь теперь братских чувств к человеку, он совершает подвиг во имя людей, за что платит разгневанным богам страданием и собственной жизнью. Образ Энкиду текучий, переливающийся красками, как росинки под лучами солнца. С каким юношеским самозабвением Энкиду соединился с Шамхат! Сколько в нем наивности, сколько доверчивости к каждому слову Шамхат! Какая восторженность, какая готовность совершить подвиг во имя Шамхат! Он вступает в единоборство, зачинает рыцарский турнир с направляющимся к своей даме для священного брака Гильгамешем, чтобы быть славным в глазах Шамхат, дамы своего сердца. Это Энкиду на заре своего любовного чувства, восходящего чувства беззаботного, пышущего здоровьем человека. А вот другой Энкиду, склонившийся к закату, приговоренный богами к смерти. Ему представляется раем прежнее существование, когда его друзьями были безвинные дикие звери, а не цивилизованные люди, которые стали причиной его личной трагедии. И он в чрезвычайно сильных выражениях проклинает свою прежнюю возлюбленную, виновницу, как ему теперь представляется, всех его бед. Такая резкая метаморфоза героя, подкрепленная психологической достоверностью, неизвестна древней литературе, а потому представляется чудом проникновенности. Но это чудо разрастается: Шамаш вступается за Шамхат, корит Энкиду за неблагодарность –

Зачем, Энкиду, блудницу Шамхат ты проклял,
Что кормила тебя хлебом, достойным бога,
Питьем поила, царя достойным,
Тебя великой одеждой одела
И в сотоварищи добрые тебе дала Гильгамеша?

Удивительна подобная отповедь в устах солнечного бога, непримиримого противника Иштар, и потому, что он поворачивается лицом к городу. И все-таки в поэме жизнь на лоне природы показана привлекательнее, чем все соблазны города с его сомнительными благами вина и блудниц. Пастухи – люди вольные, им не надо по утрам «вставать по барабану», спешно глотать ячменную лепешку и отправляться на тяжелые принудительные работы по строительству городской стены. Да и мог ли Шамаш победить природное начало человека, представляющего самой блаженной порой своей жизни детство! Нет, Шамаш пробудил в сердце умирающего Энкиду благодарность к Шамхат не за то, что она приобщила его к цивилизации (не заступился же Шамаш за охотника, которого первым Энкиду проклял), а за мгновения доставленного блаженства. Шамхат, служительницу  храма Иштар, общее достояние мужчин, Энкиду некогда возвысил до дамы сердца, а теперь, в последние мгновенья своей жизни, благословляет –

Пусть тебя покинувший к тебе вернется,
Государи, цари и владыки пусть тебя полюбят,
Тебя увидавший пусть тебе изумится,
Герой для тебя пусть встряхнет кудрями...

Пусть кто-нибудь во всей мировой литературе найдет более благородного героя, чем этот «дикарь», дитя природы.

Бессмертие (полный вариант сравнения "Илиады" и сказания о Гильгамеше)

Он завораживает нас милосердием. Мне представляется, что у Гильгамеша есть данные, чтобы вытеснить и Будду, и Христа, и Аллаха. Он не наделен за здорово живешь, как последний из этой троицы, бессмертием; он не умирающий и воскрешающий, как средний; он озабочен не только личным вечным блаженством, как первый, насмехавшийся на смертном одре над своими наивными учениками, уверовавшими в его бессмертие. Он, смертный, жаждет лишь добиться справедливости, чтобы боги, нагло приватизировавшие вечную жизнь, поделились с человеком бессмертием. Величайшее стремление, незнакомое ни одному другому благородному герою!

Его и через века считают поэтом поэтов (Мой Хакани)

О Гомере спорили семь городов. О Хакани и поныне ведут спор два народа, азербайджанцы и персы, отстаивая свое исключительное право на наследие поэта, который родился, жил и умер в Азербайджане.

Лирика и лирика, или разность взгляда

Жизнь, как правило, горестна. А потому и лирика часто наклонена к печали. Лирик только и занят спасением собственной души. Когда ему это удается, он спасает и своего читателя, ввергая его в печаль. Сочувствуя чужой печали, мы просветляемся.
Однако как есть лирика и лирика, так есть сочувствие и сочувствие. Это нагляднее можно проиллюстрировать на несходстве в разработке одной и той же темы разными поэтами.